Книга Приоткрытая дверь  - Татьяна Мастрюкова

Сундук в коридоре был заперт. Мама сказала, что понятия не имеет, где ключ, должен быть у бабушки. Но к ней обращаться я не решилась. Бабушка все еще демонстративно дулась на меня.

Не помню даже, когда я видела сундук открытым. Мы использовали его в качестве удобного сиденья. Тут же на витой этажерке стоял стационарный телефон. Когда папа исполнил свою угрозу и приладил к телефонной розетке старинный аппарат с крутящимся диском, проблемы с входящими и исходящими звонками пропали. Правда, звонили нам теперь почему-то редко, только иногда какие-нибудь рекламщики и спамеры.

– Винтажно-лампово! – говорила Люля про сочетание сундука и телефона. – Не хватает запаха «Красной Москвы» и нафталина!

Люля, везде Люля…

Вроде бы в сундуке хранились какие-то старые вещи – то ли дедушкино пальто, то ли шинель, то ли вообще отрез сукна времен бабушкиной молодости. Я попыталась заглянуть в замочную скважину и даже понюхала ее, но в сундуке царила темнота и удушливый запах застарелой пыли.

Скрючившись в уголке родительской комнаты, прямо рядом с дверью на балкон, я открыла на планшете поисковик. Сидела я так не потому, что пряталась, а потому, что обнаружила устойчивую точку, где отлично ловился сигнал, даже новые серии можно было скачивать. Не самое удобное во всех смыслах место, но все же.

Искала я признаки шизофрении, раздвоения личности, паранойи – короче, всего самого жуткого, что могло со мной произойти. Как и следовало ожидать, все подходящие симптомы я у себя нашла. Мама просто отказывалась признавать очевидное. Я свихнулась. Тронулась.

Правда, настоящий сумасшедший, судя по тем же найденным материалам, не может адекватно оценивать свое состояние и ненормальным себя не признает. А я, наоборот, готова была смириться со своей психической болезнью. Ведь это не так страшно, правда? Это же лечится? Таблеточки там, укольчики. Лучше так, чем если бы ненормальной оказалась не я, а…

В конце концов, я не раздваиваюсь. Не страдаю лунатизмом, никого ночами не бужу. Не получаю ценные указания от каких-то там особенных знающих людей.

Заранее сморщившись и сжавшись в комочек, словно в ожидании удара, я забила в поисковую строку: «Одержимость». В конце концов, это одно из первых слов, связанных с вызовами духов и странным поведением, которое предлагает любой поисковик.

Пролистнув страницу глубоко вниз, после многочисленных ссылок на кинофильмы, я случайно на что-то ткнула, и на экране появилась отталкивающая картинка молоденькой девушки. Так сказать, до и после. «Одержимость духами».

Лучше бы я этого не читала.

Примеряя описание то к тете Юле, то к себе, я уже была готова наплевать на все и смириться.

Не стану же я всерьез настаивать на проведении обряда экзорцизма над собственной теткой? Когда все полностью уверены, что все мы совершенно нормальны и ничего сверхъестественного не происходит.

Я думала и думала над этим как одержимая, когда мы в кои-то веки собрались полным составом за столом на кухне.

Была у нас такая традиция: если все оказывались в выходной день одновременно дома, то непременно готовили общий обед и вместе садились есть. Обычно же и готовили, и питались раздельно. У бабушки вообще был личный маленький холодильник, который она демонстративно завела, чтобы «не объедать зятя».

Только Люле было наплевать, кто готовит и из чего. Никто не оставил бы ее голодной. Она так привыкла быть младшей в семье. Поздний ребенок, с которым все носятся, которого все безусловно любят. Даже когда родилась я, ситуация хотя и немного скорректировалась, но практически не изменилась. По крайней мере, так считала сама тетя Юля. Только папа иногда бунтовал: «Да эта ваша Люля!..»

Люля…

Как так оказалось, что я осталась один на один с одержимой?

Я взглянула на молчащую тетю и вздрогнула. Она смотрела прямо на меня, и глаза ее медленно заливала чернота, как капля акварельной краски расползается в стакане с водой. Кажется, это начал расширяться зрачок. Я такого никогда не видела. Из-за этого глаза казались вытаращенными, как от боли.

Люля опять растянула губы в улыбке. Не улыбнулась, нет. Именно что начала строить гримасу, кончики губ все растягивались и растягивались, как в дурном сне, когда страшное действие не имеет конца. Когда мне уже показалось, что теткин рот превратится в щель, прорезающую голову насквозь, концы губ остановились и чуть загнулись наверх. Теперь это была гротескная клоунская маска, а не лицо.

Очень страшная маска, полностью скрывшая человеческое лицо.

За столом напротив меня сидел жуткий монстр, который не вызывал ни у кого ни малейшего удивления.

– Люля, передай мне хлеба, – как ни в чем не бывало попросила мама.

Люля смотрела на меня.

Папа молча перегнулся через стол, подцепил хлебную корзинку и протянул маме. Автоматически, даже не отрывая взгляда от своей тарелки и продолжая орудовать вилкой, будто не осознавая, что делает его левая рука.

Мама поблагодарила и взяла хлеб.